Андрей Гребенщиков - Ниже ада
«Махнуть бы на все рукой, быстрей добраться до вожделенной "кроватки" и спать несколько счастливых часов подряд – без снов и кошмарных откровений», – влюбленный страдалец тяжело вздохнул и медленным шагом двинулся к «дому».
* * *
Станция Ботаническая, купающаяся в праздничной красоте и роскоши, не замечала тяжких дум своих обитателей. Казалось, ее больше заботили алые «серпасто молоткастые» полотнища, что щедрою рукой были развешаны вдоль всех стен и колонн. Громкая, зовущая в бой музыка интересовала станцию гораздо больше, чем бесхитростные мечты суетных и вечно спешащих жителей. Не было ей дела и до мальчишки дозорного, грезившего о будущей свадьбе с милой его сердцу девушкой. Нет, конечно, пока жениться было рано – браки на станции регистрировали не раньше шестнадцатилетия, но Ивану почему то хотелось заручиться Светкиным согласием уже сейчас. Или… Ну а как еще признаться ей, что он ее… Любит?
Иванова нелепая растерянность, усиленная смешной нерешительностью и помноженная на умилительную рефлексию, могли бы вызвать у любого живого существа добрую и понимающую улыбку, однако Ботаническая хранила мертвое, отвлеченное ото всех и вся молчание.
Многочисленные глаза станции, существуй они на самом деле, с тревогой бы взирали в сторону недостроенного, а позже и засыпанного тоннеля к Уктусским горам. С той стороны зарождалось движение , столь несовместимое с кладбищенским покоем. Будь у Ботанической уши, они бы вняли недовольному человеческому ропоту, доносящемуся с соседней Чкаловской. Однако у подземного убежища, бывшего всего пару десятилетий назад обычной конечной остановкой на одной из линий Свердловского метро, не было ни очей, ни ушей. Лишь каменное сердце, тревожно бьющееся в ожидании близкой беды, притаившейся на поверхности.
* * *
Ботаническая слыла не самым плохим местом для подземной жизни. А если учитывать, что достоверно выживших станций насчитывалось ровно две, то досужие домыслы относительно благополучия конечной казались совсем не лишенными оснований. Вторая уцелевшая счастливица – Чкаловская – тоже не голодала и, например, не умирала от жажды – страшного бича, поразившего и мучавшего Большое метро вплоть до Последней катастрофы.
«И почему эти неблагодарные чкалы совсем не ценят нашу заботу?! Мы даем им еду, питье, одежду и оружие, драгоценную электроэнергию, наконец. Так откуда вечное недовольство, лицемерная ненависть к собственным покровителям – ботаникам? Да, кусок хлеба достается им тяжелее, чем нам, – его приходится отрабатывать дозорами, вылазками, черновой работой, в конце концов, но про элементарную благодарность хорошо бы вспоминать почаще». Иван вместо вожделенной неги и долгожданного сна неожиданно задумался о превратностях человеческого поведения и низменности людского порока, так славно представленного чкаловскими сталкерами в последнем дозоре. «Надутые, злобные индюки, помешанные на собственной "недооцененной" важности. На фига я вообще с ними на вахту заступил, ведь знал, что нормальному "ботанику" в их обществе делать нечего… Блин, скоро вставать, а я ерундой маюсь, сдались мне эти наймиты несчастные».
Ивана разбудил бравурный марш, несущийся с улицы, и нежный, игривый поцелуй в щеку.
Глава 2
«« ||
»» [10 из
346]