Тимофей Калашников - Изнанка мира
— Я не могу умереть… зная, что моя девочка… отдана врагу… что она целиком в его власти… Ты прав… я все потерял… но это единственное… что еще можно исправить… Нужно ее… спасти… ты можешь помочь…
— Что ты мелешь, старый дурак?! — Зорин чувствовал, что насквозь лживые речи спятившего предателя должны вызывать в нем злость, ненависть, но не ощущал ничего, кроме трепыхания сердца и стука крови в висках. Он накручивал себя, распалял, жаждал трезвости и ясности мысли, но получилось совсем неубедительно — даже для самого себя.
— Да мне дела нет до Сомова, а тем более — до твоей дочери! — проговорил Кирилл через силу, наконец-то убирая руку с горла Лыкова.
— Ты молодой и, прости, глупый! — восстановив дыхание, Анатолий заговорил горячо, с невероятным надрывом. — Боже мой, какой глупый! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! Позволь мне тебе объяснить, давай поговорим!
— Мы уже говорим, — Зорин косо ухмыльнулся, но голос выдавал его волнение.
— Отпусти меня. Зайдем в бар. Сядем… спокойно… не спеша… Нам необходимо очень многое обсудить, — Лыков вновь задыхался, давясь короткими, рублеными фразами, хотя пальцы Кирилла убрались с его шеи.
Анатолий Лыков украдкой поглядывал на своего собеседника. Сын некогда самого грозного и опасного, а ныне мертвого врага сильно изменился. Раньше мальчишка казался Анатолию желторотым сосунком, не способным ни на что серьезное, мало-мальски мужское. В сравнении с родным Петей — сильным и опытным бойцом, вражеский сыночек казался задохликом, бесполезным бременем на шее Зорина-старшего. Не выглядел он суперменом и сейчас — ни богатырской стати, ни бугрящихся мышц. Но, все-таки приходилось признать, зоринское отродье стал другим. В глазах светилось поменьше дури — не той молодой и озорной, что была у Пети, а бессмысленно-интеллигентской, так свойственной слабакам, никогда не знавшим настоящей жизни. Смерть папаши, предательство обожаемого Сомова и изгнание не могли пройти даром, не оставить печати на этом еще не взрослом, но уже и не детском лице.
Лыкову не было нужды врать самому себе, он прекрасно понимал, что сидящий перед ним Зорин-младший заматерел, несчастья его не сломили, хотя, по всем прикидкам, должны были. Нет больше инфантильного юнца, которого всякий способен обвести вокруг пальца. Ирина смогла, Сомов смог, но ему, Анатолию Лыкову, достался не юнец, а наученный горьким опытом, ничему не верящий человек, уже почти мужчина, боец…
Анатолий не сдержался и едва заметно улыбнулся собственным мыслям.
— Чего скалишься, вражья морда? — подвыпивший Кирилл все еще продолжал борзеть, но уже без прежнего запала. И Лыков это отлично видел.
«« ||
»» [217 из
296]