Тимофей Калашников - Изнанка мира
Лыков в сердцах чертыхнулся — слишком короткой выдалась встреча, рассмотреть ничего не удалось.
Выждав пару минут, он выбрался из своего наблюдательного пункта, оборудованного в гнусной хибарке метр на два, так называемое койко-место для самых необеспеченных челноков, путешествующих по Золотому кольцу Ганзы. Ночлежка обошлась ему в три патрона, но из минимальных шести часов, которые пришлось оплатить, она понадобилась всего-то на полчаса.
«Чертовы ганзейцы! Обещали обеспечить до конца жизни и обеспечили… жалким двухразовым пайком и ежемесячной подачкой, гордо именуемой "пенсия за заслуги перед народом". Чтоб вы сами жили на такую пенсию!»
Анатолий Тимофеевич не привык считать патроны и экономить. Угнетала даже не бедность, а унижение на старости лет…
«Хватит! — зло оборвал себя Лыков. — Распустил нюни, старый дурень! Есть только один способ покончить с нищетой — вернуть украденную подлым врагом власть».
Покинув вонючую дыру, Анатолий огляделся в поисках новоприбывших коммунистов и сразу заметил одного из «спецназовцев», прогуливающегося в компании местных вояк. Судя по всему, это были самые настоящие боевики из Бандитского треугольника. Они что-то оживленно обсуждали, и Лыкову очень хотелось услышать подробности, однако приближаться он из благоразумия не решился. Если вдруг появится Сомов и они столкнутся нос к носу, Федор может узнать недавнего руководителя Севера ветки даже в наряде бомжа, а это в планы отставного начстанции никак не входило.
«Да и черт с ним, с вояками этими! Главное — поговорить с Ириной, все остальное — необязательные бонусы. Где же ты, дочка?» — вновь повторил про себя Лыков. Ему очень хотелось поскорее избавиться от бомжацкого «прикида», хоть тот и отлично зарекомендовал себя в качестве маскировки. Но что поделаешь, дело, как и искусство преображения, требует жертв…
Сомовы, оставшиеся в палатке Лукича последними, не покидали гостеприимного хозяина уже третий час. Лыков, занявший неплохую позицию в тридцати метрах от входа, начинал злиться. Бессмысленное ожидание откровенно бесило. «На кой черт придурочный Федя втянул свою женщину в мужские разговоры? Что там делать Ирине, которую к политике нельзя подпускать на пушечный выстрел?»
Из пятерых прибывших с Сомовым телохранителей перед входом дежурило только двое. Они никого не пускали внутрь, бесцеремонно разворачивая несвоевременных посетителей еще на дальних подходах. Один из караульных периодически косился на нищего старика, дремлющего невдалеке, и даже пару раз порывался согнать того с насиженного места. Останавливал его лишь более сердобольный напарник.
«Нищий старик» Лыков уговаривал себя потерпеть, ну хотя бы еще полчасика, а потом… Что «потом», он не знал. Все тело ныло и болело, мышцы затекли от неудобной позы, а зад, который от холодного гранитного пола отделяла лишь тонкая картонка, вот-вот грозил превратиться в ледышку. Про реальную угрозу застудить почки бывший начстанции старался даже не думать.
«« ||
»» [232 из
296]