Сергей Малицкий - Вакансия
Машка подошла на шаг и прошептала с полуметра так, словно наклонилась к самому уху:
– Ты изменил мне, Дорожкин. Год назад. Так же, осенью. Приехал домой после этого вашего гребаного корпоратива поздно, очумелый, как будто тебе пыльным мешком по голове заехали. Ты отнекивался, и я поверила тогда тебе, но теперь уверена, что изменил. Не потому, что переспал с кем то, куда тебе, ты без реверанса и в щеку не поцелуешь, но изменил. Ты влюбился в кого то. Не знаю в кого, может быть, выдумал себе кого то, но влюбился. Я посмотрела тебе в глаза, а тебя нет. Ты потерялся. Я два месяца истерила, пыталась до тебя докричаться, но куда там. Ты и теперь потерянный. Год уж как потерянный. Или тебя сглазили? Ты даже смеяться перестал, совсем перестал. Ты стал грустно смеяться. Кто она?
Дорожкин недоуменно пожал плечами. Он не понимал, о чем она говорит. Машка застучала каблучками, хлопнула дверью, вышла под дождь и заплакала. Дорожкин не видел ее лица, видел только силуэт да быструю походку, смотрел, как она перебегает стадион и спешит к ревнивому Мещерскому, но был уверен, что она плачет. Но нисколько не гордился этим. Даже наоборот. И все таки… Он не помнил. Он был уверен, что расстался с Машкой потому, что она захотела, чтобы он с ней расстался. Значит, не только что то было полгода назад, но и год назад тоже? У него амнезия?
– Эта женщина, – один из стариков повернулся и, растягивая слова, медленно, как будто делал это нечасто, произнес, – что говорит, то и думает. Не врет. Редко бывает. Не все думает правильно, но говорит, что думает. А что ты думаешь, мы не слышим. Но ты думаешь что то. Это точно.
– Думаю, – кивнул Дорожкин, спрятал в карман блокнот, в котором так и не написал ни строчки, быстро доел шашлык, встряхнул бутылку вина и опрокинул остатки «Алазанской долины» в рот из горла. Рассчитался с турком и тоже вышел под дождь.
Небо становилось все ниже. Дорожкину показалось, что среди косых струй кружатся снежинки, но и это был только дождь.
Гробовщик стоял у мастерской с большим черным зонтом.
– Метр семьдесят шесть, восемьдесят четыре килограмма, – еще издали крикнул ему Дорожкин. – Заказывать не буду, а спросить хочу. Зачем вам вес?
– Все просто, – привычно сложил губы в скорбную линию гробовщик. – Если вес больше ста килограмм, нужно приделывать к гробу не четыре ручки, а шесть. Во избежание. Тут бывают маленькие клиенты, но плотные. Тяжелые. Да и дергаются некоторые.
– Дергаются? – не понял Дорожкин.
«« ||
»» [95 из
412]