Александра Маринина - Дорога
– Не надо, я в порядке. Глаз только плохо видит, но это ничего, к завтрашнему дню отек пройдет.
– А что там, в этом двадцать четвертом января? – спросил Камень. – Почему туда такая большая очередь?
– Да ты что! Я же тебе тыщу раз рассказывал, там партконференция, на которой Ельцин выступил беспрецедентно резко и откровенно. Народ был в полном шоке! Ты меня еще спроси, кто такой Ельцин.
– Это я помню, он тогда стал первым секретарем Московского горкома партии. И вообще, не делай из меня идиота, вот ты сказал, что была партконференция, – и я все вспомнил. Теперь понятно, почему туда историки и политологи ломятся. Ну а юбилей-то ты видел?
– А то как же! – приосанился Ворон, стараясь занять такое положение, при котором Камню будет хорошо видно его ущербное, пострадавшее в честной битве правое крыло, но зато временно ослепший левый глаз не будет заметен совсем. – Значит, рассказываю про юбилей. Между прочим, я в той драке зря пострадал, день рождения у Головина двадцать седьмого, так что в двадцать четвертое можно было не лазить. От ресторана он отказался, и Любе пришлось на своих плечах вытаскивать три приема в квартире. Но, конечно, ей все помогали – и Тамара, и Леля, и даже Лариса. Бедная, как она металась по магазинам и рынкам, стояла в очередях за продуктами, таскала тяжеленные сумки! Шутка ли – семьдесят человек накормить! Хорошо еще, Аэлла подсуетилась с дефицитом, рыбки красной и белой достала, колбаски сырокопченой, икры несколько баночек, крабов, ну и еще кое-чего по мелочи, так что стол на юбилее был не стыдным. А Люба…
– Слушай, имей же совесть, – недовольно прервал его Камень, – я, конечно, понимаю, что ты любишь Любу и готов о ней часами рассказывать, но мы в данный момент смотрим про Головина и Тамару, нам важно знать, как прошла их встреча и чем она закончилась. А то, что Люба устала и измучилась, – это и так понятно. Давай ближе к делу.
– Если тебе не нравится, – начал было Ворон, но сразу же осекся и повел клювом слева направо. Он явно учуял Змея и готов был затеять скандал.
– Что ты клювом крутишь? Ну что ты крутишь? Опять будешь мне плешь проедать насчет Змея? Имей в виду, у тебя движение протеста, а у меня радикулит и подагра, и терпеть твои выходки у меня здоровья не хватает. Будешь выкаблучиваться – позову Змея и буду с ним сериал смотреть. Да, он плохо рассказывает, зато у него хороший характер.
Такого выпада Ворон не ожидал и стушевался.
– Ладно, ладно, чего ты, в самом деле, – пробормотал он. – Значит, Тамара с Григорием приехали, они поселились в гостинице, потому что у Любы места нет, а у отца пока еще неловко. Она старику позвонила, так, мол, и так, мы приехали, живем в гостинице, приказывай, когда и куда являться. Люба-то ей сказала, что праздновать будут три дня, но на какой день Головин старшую дочь с мужем планирует позвать – пока непонятно. Николай Дмитрич отвечает: двадцать седьмого, двадцать восьмого и двадцать девятого, три дня подряд будь любезна прибыть по своему прежнему месту жительства об руку с супругом к девятнадцати часам. Но если хочешь сестре помочь, то приходи пораньше. Тамара включилась в подготовку и каждый день вместе с Любой к восьми утра являлась к отцу.
«« ||
»» [272 из
354]