Александра Маринина - Дорога
– А как же! – ответил незнакомец, дыхнув отвратительной смесью свежего и застарелого перегара. – Заходи, третьим будешь. Лизка! К нам гости пожаловали.
Родислав молча прошел в квартиру и увидел то, что видел и раньше, когда Лиза была беременна Денисом. Дым коромыслом, бутылки, объедки, окурки. Ему стало тошно. И еще – страшно за маленького Дениса. Да, он мало заботился о собственных детях, да, Люба всем занималась сама, но представление о том, в каких условиях должны расти малыши, у Родислава все-таки было. Он понимал, что выговаривать Лизе, учить ее жизни и тем более скандалить бесполезно, все равно она пьяна и ничего не понимает. Он быстро прошел в заднюю комнатку, взял на руки плачущего Дениса и вышел из квартиры. Коляска стояла на лестничной площадке, потому что в крошечную прихожую не помещалась. Где находилась поликлиника, он хорошо знал: в течение того месяца, что он прожил у Лизы, ему приходилось там бывать.
– Папочка, вы пропустили прививку в четыре с половиной месяца, – строго сказала педиатр, листая медицинскую карту. – Это не дело. Вы должны были прийти с двадцать пятого по тридцатое июля. Почему не пришли?
Родислав не знал, что ответить. Он ушел от Лизы двадцать четвертого, и почему она не приносила Дениса на прививку, он понятия не имел. Наверное, была так расстроена, что обо всем забыла. А может быть, окунулась в пьяное веселье, чтобы залить горе.
– Не знаю, – пробормотал он, – я был в командировке, меня в Москве не было.
Медсестра набрала в пипетку раствор и сунула малышу в рот. Родислав вышел с Денисом на руках в коридор. Перепуганный процедурой и незнакомыми людьми, мальчик расплакался и срыгнул, испачкав отцу пиджак на плече. Родислав брезгливо поморщился и даже не подумал о том, что ребенок срыгнул вакцину и надо бы вернуться и повторить прививку, он быстрым шагом направлялся к выходу, думая только о том, как бы поскорее покончить с тягостной обязанностью такого ненужного ему отцовства.
Вечером он рассказывал об этом Любе и заново переживал и свое отвращение к Лизиному жилью, и негодование в адрес нерадивой матери, и жалость к маленькому, никому не нужному комочку плоти, который был его родным сыном. Дениска – его плоть и кровь, его семя, и это слабое, беззащитное существо живет без материнской любви и заботы. К Даше ничего подобного Родислав не испытывал, дочь была для него капризным, злобным ребенком, от которого не приходится ждать никаких положительных эмоций. Но Денис, с какой-то недетской тревогой глядящий на каждого, кто подходит к его кроватке, и с благодарной улыбкой принимающий любые знаки внимания, вызвал в Родиславе ранее незнакомое щемящее чувство, от которого щипало в глазах. Ах, если бы можно было забрать мальчика у Лизы и растить его вместе с Любой! Но это невозможно, потому что невозможно объяснить появление Дениса никому – ни Николаю Дмитриевичу, ни Кларе Степановне, ни детям, ни друзьям. Невозможно признаться в том, что много лет жил двойной жизнью, в результате которой появились на свет двое детишек. Невозможно признаться в том, что идеальный брак, которым так гордятся мать Родислава и его тесть и которым искренне восхищаются друзья, знакомые и сослуживцы – все те, кто бывает в доме Романовых, что этот брак – не более чем фикция, иллюзия, обман, а они с Любой – лжецы и лицемеры. Нет, это решительно невозможно.
Всю ночь Родиславу снились глазки маленького сына, какими они были в тот момент, когда отец после поликлиники снова укладывал его в кроватку. В них была печаль и, как показалось Родиславу, безмолвный призыв: «Не бросай меня. Не уходи». Он просыпался, испытывая ненависть к самому себе, и вспоминал Лизу, пьяную, растрепанную, неряшливую. Как он мог умирать от любви к ней? Сейчас ему казалось, что все это произошло не с ним.
Рядом спала Люба, и Родислав испытал давно забытое желание обнять ее и прижать к себе, как он делал это много лет назад. Искушение было велико, его даже в жар бросило, он уже потянулся было к жене, но остановился. Нельзя. У них договор, будь он трижды проклят. Любе будет неприятно, если он предпримет попытку близости после того, как семь лет спал с другой женщиной, буквально теряя человеческий облик от ненасытного желания. Сейчас, после всего случившегося, предложить жене возобновить интимные отношения было бы равносильно надругательству над всем тем хорошим, добрым и теплым, что связывало их уже больше двадцати лет. Во всяком случае, так это виделось Родиславу. С этими мыслями он и уснул.
* * *
«« ||
»» [281 из
354]