Габриэль Гарсия Маркес - Сто лет одиночества
Аурелиано, погруженный в сочинение стихов, в конце концов перестал замечать присутствие цыгана, но однажды в бормотании Мелькиадеса ему почудилось нечто доступное пониманию.
Аурелиано прислушался.
Единственное, что он смог выделить в запутанных, темных речах, было настойчиво, как стук молотка, повторяющееся слово "равноденствие", "равноденствие", "равноденствие", да еще имя - Александр фон Гумбольдт (*7).
Более близкого общения со стариком сумел добиться Аркадио, когда стал помогать Аурелиано в ювелирном деле.
Мелькиадес шел навстречу его попыткам завязать разговор и произносил иногда отдельные фразы по-испански, однако фразы эти не имели никакого отношения к окружающей действительности.
Но в один из вечеров цыгана вдруг охватило внезапное волнение.
Пройдет много лет, и, стоя у стены в ожидании расстрела, Аркадио вспомнит, как, весь дрожа, Мелькиадес прочел ему несколько страниц своих непостижимых писаний: Аркадио, конечно, их не понял, но, прочитанные вслух, нараспев, они показались ему переложенными на музыку энцикликами (*8).
Кончив чтение, Мелькиадес улыбнулся, впервые за долгое время, и произнес по-испански: "Когда я умру, пусть в моей комнате три дня жгут ртуть".
Аркадио передал эти слова Хосе Аркадио Буэндиа, тот пытался получить у старика дополнительные разъяснения, но добился лишь краткого ответа: "Я достиг бессмертия".
Когда дыхание Мелькиадеса стало зловонным, Аркадио начал каждый четверг поутру водить его к речке купаться, и дело пошло на поправку.
«« ||
»» [97 из
550]