Иван Наумов - Бестиарий
Два стола с рулеткой – врата этого мира. Узкий салон, не обойдёшь ни на входе, ни на выходе. За одним, как и положено, – Пьер, лениво ставит на чёт нечет. Уж точно не святой с ключами, да, вероятно, и не Пьер – скорее уж, Ибрагим, или какие там ещё могут быть имена?.. Поэтому – просто Пьер. Рослый, самоуверенный и, что немаловажно, способный носить костюм и галстук так, чтобы не походить на телохранителя или страхового агента. Главное, не улыбайся, Пьер – блеск золота во рту затмит твой лоск в один момент.
Огюст прошёл мимо. Короткий кивок в никуда – здравствуйте, господин наниматель, ваш специалист прибыл на рабочее место. Шампанское в правой, фишки в левой – весь инвентарь тут как тут. Рокочущий шарик, отплясав последние па, упокоился в лунке. Девятнадцать, чёрное. Никакое число, если задуматься. Не даёт подсказок. Увидит ли сегодня публика неуловимого гастролёра Везунчика, мастера большой торговли и хладнокровного блефа?
Пока что Везунчика не наблюдалось. В дальнем углу зала на блэк джеке пустовало несколько мест, и Огюст занял свободное – лицом к залу. Приступим! Фишки пощёлкивали в лотке как спящие кастаньеты. Первая пара карт прилетела из рук крупье, клетчатые паруса фортуны.
В стародавние времена, когда Алжир уже перестал быть Францией, но Франция ещё не стала Алжиром, когда Сорбонна строила баррикады, а не бизнес планы, когда любовь висела в воздухе сочными прозрачными пластами – режь от души, когда казалось, что острый карандаш в точной руке – это пропуск в мир волшебства и чудес, Огюст рисовал всё, что успевал поймать взглядом. Семнадцатилетний, дерзкий, самоуверенный – теперь таких и не делают, наверное. Сколько он тут нахватал бы картин! Даже в этой дурацкой кают компании, раскрашенной под фешенебельность, обшитой кожей поверх кованых заклёпок, сплюснутой зашторенными иллюминаторами и навесным потолком. В тесной железной коробке тоже полно интересного – для опытного наблюдателя.
Вот соседка напротив – отшатывается от каждой приходящей карты: руки кольцом, приподнимает лист, заглядывает под низ, и тут же пытается отстраниться, отодвинуться от собственных рук, ключицы над щедрым вырезом открытого платья проступают на секунду и тотчас тонут вновь под тонкой кожей. Крупье: в начале каждой раздачи чуть сутулится – словно принимая боксёрскую стойку – и полетели полетели, неслышно ложась на сукно, тузы короли. Краснолицый толстяк за соседним столом, молитвенно сложив ладони, разговаривает с кубиками – такими лёгкими, маленькими, непоседливыми – тянет губы трубочкой, от непослушных костяшек можно чего то добиться только лаской и уговором. За рулеткой шум и ажиотаж – золотозубый Пьер, оскалив таки своё богатство, по хозяйски подгребает к себе разноцветье выигрыша.
Дега задохнулся бы от зависти вместе со своими балеринами, сделай Огюст дюжину эскизов из того, что проистекало вокруг. Нервы, алчность, безрассудство, ирония, расчёт верный и расчёт ошибочный, флюиды игры, всплывающие к потолку как пузырьки шампанского – бери эту экспрессию голыми руками и клади на холст или на картон.
Но семнадцатилетнего мальчика здесь и в помине не было, а тот Огюст, что только что прикупил к семнадцати восемь, уже не очень годился для подобных грандиозных планов. Жизнь кипела вокруг – кипела и выкипала. Никем не пойманная и не запечатлённая.
Огюст пододвинул к крупье фишку на размен, и в этот момент у окошка кассы мелькнуло лицо. Неприметное, глазу зацепиться не за что: узкий подбородок, неубедительная седоватая бородка, очки без оправы на маленьком прямом носу. За годы игры Огюст перевидал столько народу, такой бесконечной карнавальной лентой мелькали перед ним игроки всех возрастов и цветов кожи, что в первые секунды он даже не осознал, что искомый объект перед ним. Клерк госслужащий или не слишком даровитый бухгалтер, винтик мирового человекооборота без особых примет. Везунчик.
Ну, полный флэш рояль! До сих пор Огюст оценивал вероятность данного события как микроскопическую – сколько казино от Гибралтара до Праги? От Генуи до Копенгагена? Застать гастролёра в довильской дыре – это как пятой картой получить туза в масть!
Это как ночной стук в дверь номера дрянного гаагского клоповника, а ты выхолощен и выжат, весь вечер не шла карта, в карманах одна паутина, и вообще непонятно, стоит ли в таком гадюшнике открывать невесть кому, потому что кроме шлюхи или пушера стучаться сюда решительно некому, но ты плетёшься вокруг несвежей постели, шаркая бумажными тапками, и предусмотрительно накидываешь цепочку, а из тёмной щели тебе в руку вползает пыльная радуга – тонкая стопка купюр по десять и двадцать пять гульденов.
«« ||
»» [59 из
235]