Полина Каминская Ник Перумов - Один на один
Уже на второй день Саня начал что то понимать в Дунином мычании. Не очень, чтобы совсем, но… Элементарные вещи понять можно. К сожалению, ни на второй, ни на пятый день симпатичней наш местный Квазимодо не стал. Не привыкнуть к нему никак. Внезапно повернешься – как увидишь перед собой эту жуткую физиономию, так и вздрогнешь.
Времени теперь – навалом. Лежи себе поплевывай, вкусности всякие уплетай. Нет, Саня, конечно, первое время пытался ковылять кое как, но Дуня строго настрого запретил. Что то долго объяснял на своем коровьем языке, головой мотал, клешнями своими поводил – короче, смысл ясен: вам, больной, ходить не рекомендуется.
Пять раз в день Дуня поит Саню нечеловечески горьким отваром, а на ночь меняет повязку из жестких колючих листьев на ноге. Ухаживает. Да и рациончик в нашем лазарете – ничего себе, жаль только – в основном вегетарианский. Извини, это я вчерашних жуков вспомнил, которых Дуня на ужин поджарил. Спасибо. Я лучше – салат.
Смотри, какая странная штука выходит. Когда Саша сюда вернулся, Саня со сломанной ногой и сильно покорябанной физиономией уже несколько дней находился у Дуни. Послушно лежал на тюфяке, набитом душистой травой. Обе половинки Саши Саниного Я с готовностью схлопнулись, снова вызвав неповторимое ощущение, нет, не раздвоенности, а… ах ты, елки палки, и слов то таких еще не придумали… в общем, хорошее ощущение. К тому же, покопавшись в памяти (у Сани, разумеется), Саша надыбал массу интересных и полезных подробностей.
Ну то, что Девяткино твое пресловуто любимое начисто с земли смело, это ты уж, наверное, догадался. Что с ребятами стало – неизвестно, потому как взрывная волна нас всех, словно котят, расшвыряла. Саня потом, как мог, искал, да разве со сломанной ногой далеко уйдешь? Нет, никого не нашел. Только к вечеру… Чу? Стонет кто то? Точно.
Кувалда Гризли лежал на краю веселенькой зеленой полянки. Места на нем живого не было. И вообще одного взгляда достаточно, чтобы понять: помирать будет. А как Двоечника увидел – весь ажно перекосился. Не, от радости. Руки тянет, хрипит, глаз один кровью совсем залило – уж и запеклась вся коркой.
– Браток, – хрипит, – браток, не бросай меня, побудь хоть минуту Христа ради… Помираю я… – И сразу, без перехода, будто перед ним священник какой, ка ак начал на себя клепать… исповедоваться, значит.
Ох, часа три, наверное, говорил. Саня, кажись, и вздремнуть успел. Сидишь как дурак, всякую дребедень слушаешь… И неудобно, и больно – не забывай, у Сани у самого – нога покалеченная и по лицу будто рашпилем пару раз прошлись… Ну, гляжу, вроде Кувалда успокаиваться стал, значит, к концу дело пошло. Не, пока еще не в смысле – помирать, а в смысле – грехи свои перечислять. Что? Не, особо не прислушивался. К чему мне про чужие гадости слушать? Своих бы не забыть. Вот, вот. А вот в самом конце вдруг интересное пошло. Он то, видать, все по порядку рассказывает, в хронологической, как ты говоришь, последовательности:
– …взял грех на душу… Спрашивал ты меня, спрашивал, а я и не ответил…
– Ну ка, ну ка, вот в этом месте, если можно, поподробней!
«« ||
»» [257 из
362]