Ник Перумов - Тёрн
Здесь жили ремеслом, свободным хлебопашеством, охотой. Кормило и море, хотя и не столь богатое рыбой, как холодные воды Тысячи Бухт. Казалось бы, живи да радуйся – ни тебе мрачных Мастеров Смерти, ни Высокого Аркана с его железными болванами, ан нет, нигде в Старом Свете, к востоку от моря Мечей, не водилось столько мелких ссор и свар, как среди Вольных городов.
Граждане славного Феана почитали обитателей горного Ирча варварами, вчера спустившимися с оных же гор, «и что же они понимать то могут?». Ирч, в свою очередь, презирал «в грязи утопших» скирингсальцев, а те, не оставаясь в долгу, избрали объектом насмешек феанских «рыбоедов». Не переставая велись тяжбы об охотничьих и рыболовецких угодьях, о том, кому где валить лес, кому где тянуть дорогу или копать шахту. Всякая ярмарка служила не только местом торга – там с завидным постоянством встречались драчуны всех городов и под дружное улюлюканье сотоварищей наминали друг другу бока. Не проходило и года без настоящей войны, пусть и небольшой по меркам Навсиная или Некрополиса: наемные терции сходились возле пограничных столбов, сталкивались и отступали, унося убитых, после чего межевые камни переносились на лигу другую в пользу «победителей» – с тем чтобы через год, весьма вероятно, вернуться на прежние места. Никому из городов так и не удалось объединить под своей властью все земли от моря до Вилосского хребта – хотя многие посадники пытались. Толкались боками и деревни, даже «принадлежа» к одному и тому же городу. Здесь также весьма рьяно охотились за «ведьмами», не потому, что эти края так уж сильно страдали от Гнили (она правила бал большей частью в пределах густонаселённого Навсиная), а в силу, как заявил объяснявший всё это Ксарбирус, «извечной склочности обитателей сих мест».
Алхимика оспорил Тёрн, заметивший, что никакой «извечной склочности», равно как и «извечной добросердечности», быть не может, а складывается всё из неких обстоятельств, совершенно особенных для каждого города, каждой страны и каждого народа. Мэтр Ксарбирус поджал губы и менторским тоном объявил, что отрицать наличие предрасположенностей различных народов и рас к тем или иным поступкам может лишь «персона, недостаточно осведомлённая в сравнительной племенологии».
– Ибо где можно найти невысокомерного сидха, миролюбивого дхусса, честного маэда, трезвенника гнома или человека, отказавшегося от соития, «потому что это непорядочно»?
Тёрн только улыбнулся.
– Не ожидал встретить такого у столь уважаемого и многомудрого мэтра. Всё зависит от обстоятельств. Вот я, к примеру. Я не дхусс, но в это никто не верит. Однако вы назвали б меня воинственным?
– Тебе, шипастый, не помешал бы чуток воинственности, – буркнула сидха.
– Почему? – повернулся к ней Тёрн. – Воинственность проистекает из внутренней пустоты. Из неуверенности. Из потребности постоянно подтверждать самому себе – да, я могуч, меня боятся.
– Уклоняющийся от вызова – трус, – презрительно бросила сидха. – Боящийся схватки и прикрывающий это красивыми словесами – не только трус, но и подлец. Такому нет веры, кто пойдёт с таким, кто протянет ему руку?
– Я, – спокойно сказал Тёрн.
«« ||
»» [296 из
447]