Владимир Васильев - Прятки на осевой
– Помянем, – сказал Сиверцев и взялся за посудину, слишком большую для рюмки, но маловатую для стакана. Посудин было четыре, все полные. Бутерброд на тарелке пребывал в одиночестве, потому что Полозенко выпивку заказал, а закуску нет.
– Помянем, – отозвался Полоз и протяжно вздохнул. – Будь счастлив там, за чертой, Розен. Ты был хорошим сталкером и честным мужиком. Аминь.
Когда они синхронно сглотнули, но еще не успели донести пустые стакашки до стола, у Полоза тихо пискнул ПДА. Полоз полез в карман – он не жаловал наручные модели, у него был древний наладонник.
– Что там? – мрачно осведомился Сиверцев.
– А, ерунда, – сообщил Полоз, взглянув. – Семецкий под Агропромом гикнулся.
– Его поминать, пожалуй, не станем. – Сиверцев криво усмехнулся.
– Это точно! Каждого Семецкого поминать – сопьешься за неделю…
– Раньше.
– Раньше не успеешь. Вообще бардак, конечно. С этими пьянками погибшего друга помянуть некогда…
Сиверцева с первой же дозы ощутимо развезло. Полоза, кажется, тоже, хотя у сталкера доза вполне могла быть уже и не первой. Они допили оставшееся, на этот раз, чокнувшись, заказали еще и некоторое время болтали о всякой ерунде, которая обыкновенно начисто выветривается из воспоминаний уже к завтрашнему утру. Со второй Сиверцева развезло еще сильнее, а Полоз даже выпал из кресла, и ему кто-то сторонний помогал подняться, потому что сам Сиверцев обнаружил, что ноги начисто отказали, встать он не в состоянии и Полозу помочь, соответственно, не может. Потом, без всякого перехода, Сиверцев осознал себя дремлющим за столом в компании двух порожних бутылок из-под водки и полудюжины стаканов-недомерков, а нетронутый бутерброд так и лежит, одинокий, в тарелке. Кресло напротив, откуда не так давно сверзился Полозенко, пустовало. В баре почему-то было полутемно, у стойки торчали четверо патрульных с автоматами, а офицер с повязкой на рукаве о чем-то допрашивал бледного бармена и не менее бледного салагу-официанта.
«« ||
»» [17 из
345]