Герман Садулаев - Таблетка
А вот мне пять или шесть лет. Я в детском фраке, при белой манишке и галстуке-бабочке на резинке. Мой красивый отец, в усахи красивом костюме, держит меня за правую ручонку. Моя красивая мама, в химзавивке и красивом платье, держит меня за левую ручонку. Мы неспешно прогуливаемся вдоль набережной сказочного моря в курортном городе Сочи, где нам доступно всё: пляжи и бассейны, аттракционы, рестораны с цыплятами табака и фантастической пепси-колой.
Мой отец тогда – перспективный хозяйственник, номенклатурный руководитель в советской экономической системе, мама – освобождённая домохозяйка.
Очень скоро карьера отца терпит крах из-за его неуместной принципиальности. Дальше мой отец – простой служащий в статистическом отделе какого-то бесполезного ведомства, мама – учительница в школе, кадры в диапроекторе серые и меланхолические.
Мне семь лет. Или восемь. Нет, ещё семь, точно, ведь это канун наступления нового 1980 года, года Олимпиады. На районной детской ёлке я должен играть этот самый наступающий год, весёлого медвежонка. Мама, увидев в универмаге ценник карнавального костюма, берёт меня за руку и, ни слова не говоря, уводит домой. На празднике я бегаю внутри хоровода в простых красных спортивках и с привязанными к голове большими картонными ушами. По моим щекам скатываются горючие слёзы. Первые взрослые слёзы в моей детской жизни.
И первые картонные уши, которые я продолжу носить, в том или ином виде, всю жизнь.
И дальше всё одинаковое, всё вперемежку.
Новая обувь – ботинки фабрики Скороход, цвета грязной земли. Мои и так слишком крупные, плоские ступни выглядят в них уже совершенно несуразно, по-клоунски. Но мне ещё лет десять, не больше, поэтому для меня это пока не очень важно. Важно другое. Ногам больно. Мозольки натираются до крови. Мама говорит, что ботиночки разносятся. И отводит в сторону влажные глаза. Это несбыточная надежда: странный материал, из которого сделана моя обувь, не растягивается, не разнашивается, только ссыхается и затвердевает неожиданными выпуклостями вовнутрь.
А вот долгая история.
У меня есть мечта: я мечтаю о велосипеде. О велосипеде Орлёнок или Аист. С большими колёсами, новой яркой рамой, тяжёлой и обильно смазанной машинным маслом цепью. И, конечно, с оранжевыми и красными отражателями на брызговике заднего колеса. Отражатели у меня уже есть: я выменял их у пацана из школы на коллекцию марок, собранных старшей сестрой давно, когда она сама была маленькой, и теперь ей не нужных. Наверняка ненужных ведь. Она о них даже не вспомнила. Так что отражатели есть. А велосипеда нет. И лишних денег на велосипед у родителей нет. Велосипед стоит дорого, рублей восемьдесят!
А я не иждивенец! Я уже взрослый и смогу заработать деньги на велосипед сам. Мне ведь двенадцать лет, тринадцатый идёт! На летние каникулы я устраиваюсь работать грузчиком на пищевой комбинат. Это противоречит советскому трудовому законодательству, ведь я ещё ребёнок. Но меня оформляют как шестнадцатилетнего; и то сказать, в свои двенадцать я высок ростом, широк в плечах и выгляжу если не на шестнадцать, то на пятнадцать вполне! Точно не меньше, чем на четырнадцать, я выгляжу в свои двенадцать лет. И всё лето таскаю тяжёлые коробки с консервами.
«« ||
»» [32 из
208]