Аннотация
Когда ветер принёс запах реки с нанизанным на него духом людского селения, он сперва не поверил собственному чутью. Но оно никогда прежде не подводило его, и в сердце затеплилась слабенькая надежда. Похоже, тот, о ком подумал, к кому послал его Великий Вожак, был действительно рядом...
Тем невозможнее показалось одолеть последние поприща, оставшиеся до мостика через речку. А за рекой начинался довольно крутой подъём, и на то, чтобы взобраться на самый верх, сил уже точно не хватит. Ну, может, разве только до середины...
Как бы то ни было, он продолжал двигаться дальше - пядь за пядью, упрямо вперёд, сквозь усталость и боль, сквозь пелену, застилавшую разум и зрение.
И вот тут несчастному кобелишке неожиданно повезло. А может, не повезло, а выпала награда за подвиг терпения и упорства. Когда он ползком миновал поворот, откуда уже видна была речная урёмина *Урёмина, урёма - здесь: густые заросли в заболоченной речной пойме. *, пёсик увидел на мостике двоих детей, двух маленьких девочек, пускавших по течению кораблики из коры. А рядом с ними...
Рядом с ними, присматривая за неразумными человеческими щенками, способными по глупости свалиться в воду или ещё какую беду на себя навлечь, сидел пёс. Неприступно могучий кобель с иссиня-вороной шерстью, украшенной ржавым подпалом на морде, на груди и внутренних сторонах лап. Он повернулся в сторону дворняжки, кажется, ещё прежде, чем тот выполз из-за поворота, и рыжеватые пятна "бровей" над глазами сурово сдвинулись, а вислые уши насторожённо приподнялись: кто, мол, таков?, не враг ли подкрадывается?..
Маленького калеку сразу и окончательно оставили все силы. Он приподнял голову и попытался то ли залаять, то ли завыть. Получился стонущий плач.
Мордаш сразу вскочил и побежал навстречу пришельцу, не убоявшись оставить своих подопечных.
Пёсик отрешённо смотрел, как рысит к нему исполин, способный небрежно, походя расправиться с десятью такими, как он. Душа кобелька, кажется, плавала уже отдельно от тела, утратив способность к угодничеству и страху, не имевшим более никакого значения. Приблизившись и грозно нависнув, Мордаш придирчиво обнюхал дворняжку. А затем - ещё придирчивей - то, что маленький собрат нёс в зубах, словно величайшую драгоценность.
Кобелёк пластом лежал перед ним на песке.
И вот язык хозяина деревни прошёлся по его мордочке, уважительно тронув уголки губ. Так обращаются не с ничтожным и презренным, каким тот всегда был, а, наоборот, с почитаемым и даже великим. Потом пасть Мордаша осторожно сомкнулась поперёк тела дворняжки. Могучий пёс без усилия оторвал беспомощного калеку от земли и понёс, и тот поплыл вперёд, как когда-то в младенчестве, у мамки в зубах, и, как тогда, зная, что несут его в безопасное родное гнездо. Солнечное тепло и бережная хватка Мордаша составляли такое блаженство, что даже боль начала растворяться, уходить куда-то, исчезать. Затем к блаженству добавились прикосновения детских рук. Это были добрые прикосновения, полные ласки и жалости, и на кобелишку снизошло откровение, поистине стоившее перенесённых мучений: он постиг, какими на самом деле должны были быть руки людей. От них не надо было шарахаться, ожидая удара или щипка... Наверное, люди поняли, что он до конца исполнил свой долг, и благодарили его. Они гладили его голову, пытались прямо на ходу разбирать шерсть от репьёв и слипшейся грязи... Это был дивный сон, и пробуждаться от него не хотелось. Ощущение благодати и счастья беспредельно ширилось и росло, возвышая его душу, окутывая весь мир...
«« ||
»» [260 из
261]