Аркадий и Борис Стругацкие. Понедельник начинается в субботу.
Гриф спал, пахло озоном. Я посмотрел на часы: было двадцать минут первого. Я немного постоял над цилиндриком, размышляя над законом сохранения энергии, а заодно и вещества. Вряд ли грифы конденсируются из ничего. Если данный гриф возник здесь, в Соловце, значит, какой-то гриф (не обязательно данный) исчез на Кавказе или где они там водятся. Я прикинул энергию переноса и опасливо посмотрел на цилиндрик. Лучше его не трогать, подумал я. Лучше его чем-нибудь прикрыть, и пусть стоит. Я принес из прихожей ковшик, старательно прицелился и, не дыша, накрыл им цилиндрик. Затем я сел на табурет, закурил и стал ждать еще чего-нибудь. Гриф отчетливо сопел. В свете лампы его перья отливали медью, огромные когти впились в известку. От него медленно распространялся запах гнили.
- Напрасно вы это сделали, Александр Иванович, - сказал приятный мужской голос.
- Что именно? - спросил я, оглянувшись на зеркало.
- Я имею в виду умклайдет...
Говорило не зеркало. Говорил кто-то другой.
- Не понимаю, о чем речь, - сказал я. В комнате никого не было, и я чувствовал раздражение.
- Я говорю про умклайдет, - произнес голос. - Вы совершенно напрасно накрыли его железным ковшом. Умклайдет, или , как вы его называете, волшебная палочка, требует чрезвычайно осторожного обращения.
- Потому я и накрыл... Да вы заходите, товарищ, а то так очень неудобно разговаривать.
- Благодарю вас, - сказал голос.
Прямо передо мной неторопливо сконденсировался бледный, весьма корректный человек в превосходно сидящем сером костюме. Несколько склонив голову набок, он осведомился с изысканнейшей вежливостью:
«« ||
»» [50 из
239]