Евгений СУХОВ Оборотень Книга 10
— Я тебя часто вспоминаю, Заки, — спокойно ответил Беспалый. — Как это ни странно, но чем ближе последний час, тем воспоминания юности становятся острее.
— Ого! Ты меня удивляешь, Тимоша, вот уж не думал, что начальник колонии, хоть и бывший, может быть поэтом! Впрочем, все в руках Аллаха…
Мулла никогда не забывал о том, что он мусульманин, и часто поминал Аллаха. Увидев свободный стул напротив Тимофея Егоровича, он сел и выжидательно посмотрел на старого приятеля.
— Заки, если желаешь, можно будет устроить тебе досрочное освобождение. За тобой ведь не числится больших грехов, и, думаю, администрация не будет против.
Беспалый кивком указал на сына, который с интересом наблюдал за разговором бывших корешей.
— И такое ты предлагаешь человеку, который больше полувека просидел за решеткой?! — возмутился старый зек. — Да если я уйду отсюда, в лагере вообще правда умрет! А потом, здесь меня все знают, уважают. Я — Мулла, а этим многое сказано. А кем я буду на воле? Вокзальным побирушкой? Молчишь? Нет уж, лучше ты переходи на жительство в наш барак. Я тебе угол выделю и пидораса подберу, который тебя обслуживать будет. Не забыл еще, как это делается?
Тимофей Егорович криво усмехнулся, показав золотую фиксу в правом углу рта. Беспалый в молодые годы всегда одевался франтовато: на ногах яловые сапоги, которые непременно съеживались в гармошку, и, когда он шел, скрип доводил до экстаза всех девок в округе. Штаны он носил бархатные и непременно с ворсом, а цивильные костюмы заказывал у лучших портных. Рубашка на нем обычно была белая льняная. Еще Тимофей любил запонки, а вот галстуков не признавал: ворот у него всегда был расстегнут, и у самого горла виднелась тельняшка, с которой он расставался только в бане. Тельняшку ему давным-давно подарили кронштадтские моряки, которые в годы «красного террора» заполнили Соловецкие лагеря. А вот золотая фикса была изобретением самих воров: традиция подпиливать здоровый зуб и ставить на него золотую коронку уходила в дореволюционную Россию, где каждый уважающий себя уркач имел привычку закладывать в пасть пару золотников благородного металла.
Сейчас на Тимофее Егоровиче не было ни яловых сапог, ни кепки-восьмиклинки и вместо дорогих австрийских часов, которыми он когда-то любил щеголять перед приятелями, теперь он носил самые что ни на есть обыкновенные — «Победу» с исцарапанным стеклом и засаленным ремешком. Однако золотая фикса на левом клыке Беспалого-старшего блестела так же ярко, как и в молодые годы, и недвусмысленно напоминала о его воровском прошлом.
— Разве такое забывается! Только инструмент у меня притупился, — отшутился Тимофей Егорович.
Беспалый— младший Достал из шкафа бутылку армянского коньяка «Наири», расставил на столе рюмки и разлил в них коричневую жидкость. Коньяк был отменный, и комната мгновенно наполнилась благодатным запахом.
«« ||
»» [167 из
295]