Евгений Сухов Сходняк Книга 9
Он уже обзавелся орудием труда, на которое возлагал все надежды: нашел на полу ржавый гвоздь, заточил его о каменный пол — и каждый день по несколько часов аккуратно расковыривал швы металлической решетки в полу Забетонированные швы поддавались плохо, видно, от времени и влажности тут все так закаменело, что впору было взрывать. Но взрывчатки у него, понятное Дело, не было, так что приходилось рассчитывать только на свое упорство и терпение.
Правда, после того как у него появилась крохотная надежда на освобождение, он работал с настойчивым орудием, как муравей, который тащит к своему муравейнику сучок вдесятеро больше и тяжелее, чем он сам. Надо было спешить, и он спокойно шел к своей цели. Вот только непонятно, сколько времени у него на это уйдет — месяц, два, полгода?
Он сильно исхудал за эти три недели, но, чтобы не терять физической формы, постоянно два раза в день делал приседания по сто-двести раз, отжимался на руках, качал пресс, лежа на спине. В его «карцере», как ни странно, не было холодно. Напротив, из-под решетки сюда проникали пары теплого воздуха.
Единственное что отравляло ему существование, — это гнилой смрад сточных вод, поднимавшийся снизу вместе с парами воздуха.
Из— за регулярных изнурительных физических упражнений у Варяга так разыгрывался аппетит, что он с трудом мог побороть чувство голода, которое преследовало его целый день и порой не давало заснуть, -он едва дожидался очередного утра, чтобы с жадностью наброситься на черствый хлеб или мучнистую невкусную картошку. Он с невеселой усмешкой думал о том, что превратился в подопытную собаку Павлова, у которой выработали условный рефлекс на выделение желудочного сока. Вот только собака реагировала на вспыхивающую лампочку, а он — на лязг железного засова. Варяг старался расковыривать швы осторожно, чтобы, не дай бог, не сломать гвоздь, который уже довольно-таки сильно стерся. Сколько раз он провел им по тонкой бороздке между каменной плитой и стальной решеткой — сто раз, а может быть, тысячу раз? Но его упорный каторжный труд не был бесполезным. Он уже мог вложить в возникшую щель половину пальца. Он решил для себя, что, когда щель окажется настолько глубокой, что в нее поместится весь вытянутый палец, он начнет ковырять щель с другой стороны. И так со всех четырех сторон, пока он не поднимет эту решетку, как крышку с кастрюли…
***
К вечеру, устав после каторжной работы, он приваливался спиной к стене и принимался вспоминать — Свету Олежку, Егора Сергеевича, отца Потана и Лену. И Лизу И другую Лену, которая за последние несколько месяцев стала ему так близка, так дорога… Что с ними? Что с ней? Где они сейчас? Зная нравы и привычки молодых законных воров, Владислав понимал, что «гладиаторы» какого-нибудь Вити Тульского наверняка отследили и Лену в офисе «Госснабвооружения», и Лизу на даче на Никитиной Горе. И вполне возможно, что их обеих сейчас держат в каком-нибудь укромном месте под Москвой или за Уралом… Он даже выматерился при этой мысли, представив себе, каким издевательствам, унижениям и боли их могут подвергнуть…
Но ему было ясно, что, кроме него, их никто не сможет вырвать из рук этих сволочей, и осознание этого непреложного факта придавало ему дополнительные силы.
Сам не зная еще зачем. Варяг начал вести счет дням, прочерчивая на стене тонкие черточки отросшим ногтем большого пальца. Когда таких черточек стало тридцать, он вдруг впервые почувствовал холод. Несложный подсчет показал, что сейчас уже, видимо, наступил декабрь и, значит, пришла зима. А у него, кроме почти уже стертого до дыр пиджака и брюк, ничего не было. Одно спасало его от ночного похолодания: паркий воздух, наполнявший его подземную камеру теплом.
Видимо, где-то недалеко отсюда проходила теплотрасса, подогревавшая его обиталище.
«« ||
»» [164 из
297]