Татьяна Полякова Отпетые плутовки
— Сашенька, — позвала я, ухватив его за руку. Он открыл глаза, сфокусировал их на мне и попробовал улыбнуться. — Я вызову «Скорую», — пролепетала я, надеясь, что это заставит его прекратить валять дурака.
Но Сашка дурака не валял, его знобило, он клацал зубами, жался ко мне и терял сознание. В минуты, когда глаза его приобретали осмысленное выражение, категорически запрещал звонить куда бы то ни было, а вот если кто-то попробует войти в квартиру, то надо. немедленно связаться с отцом.
Через час Сашка начал метаться в постели, с бледными губами и в испарине, и заговорил на каком-то чужом языке, вроде бы похожем на арабский. В языках я не очень, и то, что Сашка что-то там бормочет, вконец меня перепугало. Теперь «Скорую» вызывать в самом деле опасно.
Я уставилась на его лицо, закусила губу и подумала: «А что, если он иностранный шпион?» Я с ходу попыталась решить: похож Сашка на шпиона? С моей точки зрения, он похож на жулика, но все равно я здорово волновалась и не знала, что с ним делать. Сунула градусник ему под мышку, температура тридцать восемь. Стало ясно: Сашка умирает. Я кинулась к телефону.
— Ты куда? — отчетливо спросил он. Я вздрогнула и сказала:
— Сашенька...
— Воды принеси.
Я принесла, легла рядом, он прижался ко мне, перестал дрожать и вроде бы уснул. Через пару часов опять заметался, рявкнул: «Сука!» — отчего я с перепугу чуть не лишилась сознания, потом стал звать какого-то Федьку, потом зашептал:
«Голову ему держи, голову, он же кровью истечет», — а в заключение заорал: «Выводи ребят!» — и потребовал вертолет. Я выпила десять таблеток валерьянки и сидела по-турецки на полу, выпучив глаза. В таком виде встретила утро.
Где-то в восемь Сашка, уже два часа спокойно спящий, неожиданно открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
«« ||
»» [151 из
239]