Сергей Тармашев - Вторжение
— Но разве это не противоречит естественному отбору? — удивилась Лена. — Он же может стать зависимым от человека и не сумеет сам о себе заботиться!
— Жаль было терять столь превосходный экземпляр, уж больно хорошая наследственность у стервеца! — вновь улыбнулся старый Серебряков. — К тому же мое вмешательство было минимальным. Потапыч рос, кочуя по окраинам чужих территорий, и взрослые самцы, находя его следы, частенько пытались найти и сожрать нарушителя. В таких случаях я прилетал и будил спящего медвежонка, чтобы он смог вовремя заметить опасность.
— Вы прилетали лично? — Лена подняла бровь. — Это не опасно? Не проще ли прислать дистанционный модуль?
— Не люблю я эти аватары, — отмахнулся старик, — куклы бестолковые! Своими глазами всяко интереснее смотреть, мир-то вокруг живой! Не чета электронной симуляции рецепторов.
— Так ведь не отличить же разницу… — начала, было, Лена, но, увидев, как скептически усмехнулся седой ксенобиолог, перевела разговор на прежнюю тему. Она и сама считала, что, вопреки заявлениям и расчетным выкладкам специалистов, разница есть, и немалая. Дистанционные модули ей не нравились, и в этом она была солидарна со стариком.
— А что вы делали, чтобы помочь своему протеже? — девушка невольно улыбнулась, глядя на реакцию огромного медведя. Потапыч, по всей видимости, узнал научное судно. Живая гора остановилась, вывалила язык из усеянной ужасающими зубищами пасти и довольно заерзала по крупу кольцами хвоста. — Он вас узнал! Надо же, как мило! Он запомнил это судно?
— Конечно, узнал, — седой ученый покачал ладошкой, и судно, повторяя его жест, заиграло на курсе, приветствуя медведя. — Мы с ним старые приятели. Потапыч и судно это знает, и по запаху меня отличить сможет. Я специально снимал защиту, чтобы он имел возможность пользоваться обонянием. Наличие конкретного запаха исключает вероятность неправильных ассоциаций. Животное не должно привыкнуть ко всем научным судам, это может притупить его природную осторожность. Ведь предупреждение об опасности — это, собственно, и всё, в чем заключалась моя помощь. Иногда я с ним играл в догонялки. Любому ребенку хочется поиграть, даже если он медведь. Кормился Потапыч сам, от одногодок отбивался успешно, потом подрос и полностью оправдал мои надежды! Смотри, каков красавец! — ученый с гордостью разворачивал изображение бегущего исполина под разными ракурсами. — Сейчас у него двойная территория, две самки и шесть медвежат! И весной наш Потапыч наверняка отобьет у соседа солидный кусок земли вместе с дочкой. Анфиска у нас видная самка, давно перед ним дефилирует, специально приходит к пограничным рубежам, плутовка! Раньше она слишком молода была, а вот по весне ей будет в самый раз медвежонка понести!
— Второе образование получить, что ли? — улыбнулась Лена. — Возьмете в помощницы, Петр Петрович? У вас тут вон какие страсти бушуют! А то я уже устала сидеть в пустом музее! Я вообще люблю историю, но иногда скучно бывает, аж жуть! У нас средняя загруженность — два посетителя в неделю. Тоска, да и только!
— Да уж, — крякнул старик, — не интересуется народ прошлым. А зря. — Он секунду колдовал над светосенсорами. — Сейчас, минутку… Надо, так сказать, соблюсти правила хорошего тона…
Автоматика научного судна сообщила о выбросе в забортную среду двух кубометров воздуха из пассажирского салона, и седой ксенобиолог удовлетворенно кивнул:
«« ||
»» [63 из
169]