Татьяна Толстая. Кысь
перервет, и весь разум из человека и выйдет. Вернется такой назад, а он уж
не тот, и глаза не те, и идет не разбирая дороги, как бывает, к примеру,
когда люди ходят во сне под луной, вытянувши руки, и пальцами шевелят: сами
спят, а сами ходят. Поймают его и ведут в избу, а иной раз для смеху
поставят ему миску пустую, ложку в руку вторнут: ешь; он будто и ест, из
пустой-то миски, и зачерпывает, и в рот несет, и жует, а после словно хлебом
посудину обтирает, а хлеба-то в руке и нет; ну, родня, ясно, со смеху
давится. Такой сам ничего делать не может, даже оправиться не умеет: каждый
раз ему заново показывай. Ну, если жене или там матери его жалко, она его с
собой в поганый чулан водит; а ежели за ним приглядеть некому, то он,
«« ||
»» [7 из
767]