Людмила Улицкая - Зеленый шатер
Он не мог спать. Мелкие рывки в сон и обратно, и постоянная мысль: нет Нюты. Навсегда нет Нюты. Нигде нет Нюты.
Он накоротко засыпал. Проснувшись окончательно, впадал в обычное уныние. Умывался и уходил из опоганенного дома. Если не было занятий, шел к Михе.
У того настроение тоже было не лучшее: работы все не было, бывшего заключенного никуда не брали, не было и денег. Алена пыталась давать какие то уроки. Подбрасывали друзья, Миха эти пособия принимал через силу. Марлен наконец уехал в Израиль – спешно, неожиданно и необъяснимо – и писал Михе письма, звал туда же. Но возможность эмиграции Миха отвергал.
– Все твердят об одном – эмигрировать. У всех соображения – за и против. Я, Санечка, этот вариант просто не рассматриваю. Я же там умру.
Маечка, обожавшая Саню и не вполне доверявшая малознакомому отцу, влезала к Сане на колени и щекотала за ухом. У них была такая игра.
– Миха, мы умрем в любом случае. И музыка, и поэзия всюду, не только в России, – замечал Саня.
– Музыка – да, а поэзия – нет. У поэзии есть язык, и этот язык русский! Я же поэт, может, плохой, но поэт, – взорвался кроткий Миха. – Я без России не могу!
Сане ответить было нечего. Ну не скажешь ведь: да, плохой поэт. А хорошие как же? Могли? Ходасевич? Цветаева? Набоков, черт подери?
Но Миха, как маятник, все возвращался к нижней точке: Россия, русский язык, русская метафизика… Россия, Лета, Лорелея…
Саня делал попытку снижения:
«« ||
»» [379 из
459]