Людмила Улицкая - Зеленый шатер
– Получается, что надо выбор делать. Приблизительно говоря – между частной жизнью и общественной.
– Глупости романтические у тебя в голове. Зачем выбор? Какой выбор? Детский сад какой то. Нет никакого выбора – утром встаешь, зубы чистишь, чай пьешь, книгу читаешь, стихи свои пишешь, деньги зарабатываешь, с друзьями треплешься – где там выбор ты делаешь? В определенный момент почувствуешь – вот тут опасно. Значит, пока и не лезь. Граница то всегда видна. А там разберемся. Ведь не нарочно на рожон прем! Иногда так получается. Но двинулся вправо, влево, чтоб за жопу не схватили. Конечно, есть любители до славы, до звона всякого. Сергей Борисович честолюбив. Славы хотел, влияния. Роли. Но ведь есть и другие – Володя Буковский, и Таня Великанова есть, Андрей Дмитриевич есть. Валера, Андрей, Алик, Арина… Да много! Они никакого выбора не делают – просто так вот живут, с утра до вечера. И никакой игры на себя… – умно как будто говорил Илья. Возражать трудно. Но что то не так было в его рассуждениях. Миха это уловил.
– Ну, скажешь тоже! Назвал всех тех, кто как раз и сделал выбор, и кто из них не сидел, еще сядет. А мне в лагерь больше никак нельзя. Я больше не выдержу.
Но Михе выбора никакого делать не пришлось – все происходило само собой.
Наступили плохие дни и хорошие ночи – такие яркие, что освещали пасмурные дни небывалой, вспыхнувшей наконец любовью Алены к мужу. Только теперь Миха ощутил, что Алена научилась наконец отвечать на его любовные труды, возник диалог, которого прежде не было в помине. Что то сдвинулось в глубинах организма – или души? А может, рождение ребенка открыло какой то закупоренный шлюз – и наладилась естественная тяга женщины к мужу. Спящая дочка согревала своим присутствием, придавала еще больший смысл происходящему счастью.
Так интимная жизнь расцветала, заполняла собой бедный быт. Но все, что оставалось вовне, не внушало никаких надежд. Не было работы, денег, того заполняющего жизнь дела, которым он жил до посадки. Дом, всегда полный друзей, московских и среднеазиатских, был пустоват. То ли себя берегли, то ли за них боялись.
Даже Саня почти не заходил – испытывал облегчение и обиду: Алена как будто обронила его, как ненужную вещь. Он теперь недоумевал, не выдумал ли он чувственного напряжения, которое три года мнилось ему в отношениях с Аленой? Обидно было, что и Маечка слишком уж быстро от него отвыкла, не кидалась к нему на шею, не теребила за уши. Или все женщины связаны какой то круговой порукой?
У Сани даже появилась смутная мысль о великой борьбе женщин против мужчин. Вроде классовой борьбы. Одна только Нюта в войне не участвовала: любила мальчиков. Больше всех, конечно, собственного внука, но ведь и Миху, и Илью полюбила… Интересно, как у нее с мужьями и любовниками было – вряд ли вела с ними войну.
А может, в возрасте дело? В молодости война, потом перемирие, а к старости мужчины и женщины становятся вообще неуязвимы друг для друга?
«Это надо бы с Нютой обсудить», – привычно подумал Саня, но мысль эта запнулась о чувство обиды на Алену с Маечкой, которые – обе! – так обременительно, так требовательно его любили целых три года, а потом, после возвращения Михи, вся любовь в две недели оборвалась, как и не было…
«« ||
»» [393 из
459]