Айрон Розенберг - Темный прилив
– Теперь, Саргерас, я возьму остатки твоей силы и поставлю этот жалкий мир на колени! – пообещал шепотом.
От чувства близкой силы кружилась голова, бросало то в жар, то в холод, мысли скакали, сбивались. Шар света, изначально сотворенный размером с ладонь, теперь сделался вдвое больше Гул'дановой головы, и зеленый огонь его клокотал, невыносимо сиял и разогрелся так, что пришлось удерживать его в середине зала, чтобы он не прожег стены. И это все просто от близости к источнику силы! На что же станет способным он, Гул'дан, когда коснется источника по настоящему, когда впитает его, сделает частью себя?
Поглощенный предвкушением, Гул'дан махнул прочим – отойдите, мол, – и те покорно отступили к дальней стене зала. Взялся за тяжелую каменную ручку огромной железной двери, закрывавшей вход в гробницу. Единственное неизукрашенное место во всем храме, дверь эта своей простотой производила впечатление куда более сильное, чем статуи и барельефы. Будто объявляла: здесь не место завитушкам и развлечениям, здесь важное и страшное.
Трепеща от нетерпения, чернокнижник надавил на рукоять всем весом. Та, заскорузлая за столетия бездействия, подавалась с трудом. Пальцы чуть кольнуло – сработало заклятие. Безобидное, даже, скорее, не заклятие, а ключ, запускавший магию посильнее. Гул'дан ощутил ее, ждущую, готовую ударить. Но заклятие ключ дернулось туда сюда и остановилось, ничего не запустив. Саргерас предупреждал: так оно и случится. Эгвин закляла гробницу против людей, эльфов, дворфов, даже гномов – против всех рас Азерота. Но Гул'дан был орк, а Эгвин никогда и не слышала о Дреноре. Ее заклятие не подействовало, и чернокнижник смог дожать ручку до конца, до громкого щелчка. Затем толкнул изо всех сил – и дверь распахнулась!
За дверью лежала тьма, и ее не смог рассеять даже колдовской свет. Ледяная тьма – холод в мгновение ока парализовал Гул'дановы пальцы, выморозил легкие. И медленно медленно тьма слепилась в чудовищ, в копошащихся, ползущих, корчащихся тварей с глазами из зияющей тьмы, столь черной, что было больно смотреть на нее. А еще эти твари смеялись, достигнув наконец порога заточившей их темницы, выбираясь наружу и подступая к ошарашенному Гул'дану и его приспешникам.
Демоны. Но таких он никогда прежде не видел. Думал: всяких уж чудовищ навидался, но по сравнению с этими они лишь детские страшилки, безвредные, легко изгоняемые.
«Не е ет!» – взвизгнул Гул'дан немо, не в силах вытолкнуть из глотки слова. Оно не так должно быть, по другому должно, Саргерас ведь обещал!
Пытался призвать магию, поднять руки, побежать – хоть что нибудь сделать. Но один лишь вид монстров омертвил тело и душу – и смертный, считавший себя уже хозяином мира, мог лишь наблюдать, дрожа, как ползут смертоносные твари, как их сотканные из тени когти касаются, гладят лицо.
Но первое же касание встряхнуло и пробудило, и Гул'дан припустил со всех ног, стараясь убраться подальше от оживших кошмаров. Драк'тул и прочие, стоявшие раньше у стены, исчезли – наверное, уже удрали. Из подвала донеслись душераздирающие вопли, а Гул'дан мчался, минуя коридор за коридором. От демонского касания лицо горело огнем. Чернокнижник притронулся и обнаружил глубокий порез.
– Сгинь навеки, Саргерас! – проклинал, ковыляя через комнаты и альковы, мимо колонн и пилястров. – Меня не победить так запросто! Я – Гул'дан, я – воплощенная тьма! Моя жизнь не может кончиться так… так нелепо… так страшно…
«« ||
»» [200 из
248]