Сергей Зайцев - Санитары
Медленный кивок.
— Твоя реакция спасла тебя и твоего спутника, но главного об оборотне ты не знаешь. Обычно зараженные «быстрянкой» довольно быстро перегорают сами по себе, не успев добраться до значительных внешних изменений, — их убивает внутреннее истощение. Нашим медикам из лаборатории удалось поддержать жизнедеятельность нескольких… особей, чтобы добиться такого результата. Лучше всего получалось с десяти-пятнадцатилетними. У тех, кто постарше, организм уже истощен возрастом и лишениями, запас жизненных сил у них невелик. Реалии метро, понимаешь ли. А детишки еще полны энергии и протягивают дольше. Слушаешь? Слушай, слушай. Я против того, чтобы продолжать эксперименты на Таганке и плодить всю эту заразу. Давно против, и лучшее лекарство для любого, кто заподозрен в заражении, — пуля в башку. Совету Ганзы известно мое мнение на этот счет. Но у них свои далеко идущие и весьма опасные планы, и мое мнение их мало волнует. Поэтому, когда возможно, я поступаю так, как считаю нужным. Как, например, в том Убежище. Делаю необходимую зачистку и не сообщаю о ней руководству. Как говорится, о чем не знаешь, о том голова не болит. Но для твоей девчонки я сделаю исключение. Попрошу провести на ней тот же эксперимент, который сама природа провела над выродком с Семеновской. А потом, когда на твоих глазах у нее закончится ломка, я посажу тебя к ней в клетку и посмотрю, насколько сильные чувства у тебя к ней останутся. Ты ведь этого не хочешь? Верно?
Димка через силу кивнул. Он не верил в то, о чем говорил Панкратов, но придушить его хотелось нестерпимо. Прямо руки чесались.
— Потерпи, я уже подхожу к главному. Я хочу, Дмитрий Михайлович, чтобы ты действительно понял, что от тебя нужно, но здесь без отступления не обойтись. Нужно добавить тебе мотивации для сотрудничества. Правильная мотивация — половина успеха в любом деле. А отступление будет такое. Цивилизованность до Катаклизма сыграла с людьми злую шутку: они обложились тысячами законов о существовании и ценности жизни и довели до маразма бесконтрольный рост населения. В разведении породистых кошек правил было больше, чем в создании полноценной человеческой семьи, ведь даже дебилы могли производить потомство. Что не запрещено — то разрешено, и попробуй кастрируй, сразу вонь в прессе насчет ущемления прав человеческих огрызков… Неудивительно, что и без того запущенный генофонд окончательно загадили. Впрочем, все и так шло к вырождению расы. Позволяя выживать дефективным, тем, кто без помощи не способен выжить самостоятельно, люди сами отключили природные ограничители, механизм самосохранения вида. Выключили фактор естественного отбора. Кстати, как ни парадоксально, но войны — один из таких ограничителей, хотя и ущербный. Солдаты, гибнувшие в схватках, всегда были наиболее здоровыми представителями рода человеческого, а «мирные граждане», — Панкратов презрительно усмехнулся, — продолжали плодиться и размножаться.
Димка молчал, думая о своем. Безграничная власть… развращает безгранично. Зря он не прислушался к доводам Натуралиста. Сталкер знал, что говорил. С таким, как Панкратов, нельзя договориться. Можно лишь выполнять его приказы. Потому что тот, кто их выполнять откажется, протянет недолго. До того как Димка познакомился с панкратовскими методами решения проблем, он, к своему стыду, относился к мутантам не лучше, чем этот подонок. Просто не понимал, чего нужно бояться на самом деле. Теперь он знал, что не мутанты, а такие люди, как капитан и его подручные, гораздо опаснее любых тварей с поверхности. И уж тем более — опаснее санитаров.
Что-то вдруг начало меняться внутри него. Парень почувствовал прилив сил. Усталость отступала, стекала с тела, словно грязная вода в душе, четче проступили звуки и запахи. Димка вдруг понял, что в комнате кроме него — не только эти двое. Кто-то еще находился за спиной, кроме Ангела. Третий наблюдатель. Сиплое дыхание заядлого курильщика, застарелая вонь папирос. Что-то едва уловимо знакомое в этих звуках и запахах. Третий человек — еще один гвоздь в крышку гроба надежды. Ножом не завладеть…
— Так вот, Дмитрий Михайлович, я не могу позволить генофонду деградировать и в метро, понимаешь? — проникновенно вещал Панкратов. — Большинство рассчитывает остаться с чистыми ручонками, надеясь, что грязную работу за них сделает чужой дядя… Они не желают понимать, что для нас, выживших, все эти мутации — окончательная и бесповоротная смерть человеческой расы. Но, к счастью, это хорошо понимаю я, у которого есть средства и возможности заниматься столь важной и необходимой для людей работой. И если для достижения моей цели понадобится замарать руки по локоть в крови — что ж, так тому и быть.
«Подонок, надувшийся от важности своей миссии… Интересно, что такой, как Панкратов, делает в Ганзе? Ему же прямая дорога на Пушкинскую, в Четвертый Рейх! Там бы он сразу нашел единомышленников по борьбе за чистоту расы. В этой борьбе человеческая душа, сострадание и терпимость — пустой звук, даже, скорее, явления вредные и опасные, ослабляющие идею, а потому подлежат искоренению вместе с носителями».
— Теперь переходим к главному. Жаль, что ни ты, ни твоя возлюбленная мутантка ничего толком не успели узнать о санитарах, но все же выжали мы из вас вполне достаточно, чтобы понимать одну простую вещь.
«Слишком много слов, — мрачно подумал Димка. — Пустая болтовня». Он давно уже понял, что от него нужно.
«« ||
»» [208 из
279]